А вдруг и правда?

Ну хорошо, заговорил во мне мой самый разумный голос, допустим, они и в самом деле знакомы друг с другом, и что? Я не исследую биографию сестры. Я собираю сведения, помогающие мне ее найти. Что может сестра Заборова знать о затянувшемся отпуске Эли? Но какой-то другой голос сказал: и не такое бывает. И я с ним согласилась.

Я вспомнила, что эту женщину зовут Лариса. У нее могла быть по-прежнему та же фамилия, что и у ее известного брата. Я стала искать Ларису Заборову в «Одноклассниках». Таких Ларис там оказалось несколько, но только одна из них жила в Москве. Она была парикмахером. Что ж, если сестра Заборова – парикмахер, то тогда понятно, почему ее могла знать Эля. Парикмахеры – хорошие источники информации. О чем только не ведут с ними разговоры их клиентки, пока они накручивают им бигуди.

Лариса Заборова трудилась в салоне красоты «Аэлита», который работал без выходных. Как я позже узнала, она была его владелицей и директрисой. Когда я туда позвонила, Лариса оказалась на месте. Я сказала девушке, взявшей телефон, что звоню Заборовой по личному делу, и она тут же соединила меня с ней.

У Ларисы был приятный голос, хорошая артикуляция и располагающая непринужденность общения. Я спросила ее без обиняков, знает ли она Элеонору Белугину, и она без обиняков ответила «да».

– Она ваша клиентка?

– Она была когда-то моей клиенткой.

– И до какого времени?

– А вы кто? И вообще, в чем дело? – спросила Лариса вдруг другим голосом: он звучал намного громче и на октаву ниже.

Я сказала Ларисе главное: Эля – моя сестра, и она пропала.

– Как пропала? – голос Ларисы зазвучал мягче.

– Она неожиданно взяла отпуск и отправилась в Сочи. С тех пор мы ничего о ней не знаем.

– А что говорит Мочкин?

Ага, значит, Лариса знает и Федю. Она знает их обоих. Я обрадовалась и говорила дальше с ней совершенно открыто.

Лариса хмыкнула, когда узнала от меня, что Федя сейчас отдыхает в пансионате под Пензой.

– Ах, вот оно что, отдыхает в пансионате…

– Я слышала, он недавно поменял номер телефона. У вас случайно нет его нового номера? – спросила я.

– Случайно нет.

Мне показалось, что она меня сейчас отошьет. Словно она что-то знала, о чем не хочет говорить.

– Только, пожалуйста, не отсоединяйтесь. Я очень беспокоюсь за Элю. Мне важна всякая мелочь.

– Ну а я-то что могу для вас сделать?! – Лариса по-прежнему не проявляла сочувствия, и я поняла, что надо быть еще короче.

– Мы с Элей – странные сестры. Я очень плохо представляю ее жизнь. А без этого – как я ее найду? Расскажите мне все, что знаете об Эле и Феде. Пусть это прошлые дела, все равно расскажите.

– Сейчас полтретьего. Если вы подъедете ко мне в салон где-то часов в пять, то мы сможем поговорить, – сказала Лариса.

16

Салон «Аэлита» находился на Красной Пресне, совсем недалеко от «Ангро», и можно было бы не томиться дома, а отправиться туда, чтобы убить время, но видеть Андрея мне уже не хотелось. Это был теперь не тот Андрей, что вчера днем. Я предпочла убивать свое время дома.

Убивать – не значит убить. Убить время невозможно – оно бессмертно. Но это познаешь как раз тогда, когда пытаешься его убить. Кое-как я дожила до полпятого и отправилась в «Аэлиту». Я была там минута в минуту, Лариса же, как я услышала, «еще не подъехала».

– Она вот-вот будет, – заверила меня девушка, принимавшая клиентов в просторном холле, и предложила мне кофе. От кофе я отказалась, поверив, что Лариса и правда вот-вот появится. Но время шло, а Ларисы все не было. Кроме меня, здесь никто ничего не ждал, и в окружавшей меня пустоте мое терпение таяло быстрее, чем мне бы хотелось.

Заметив это, девушка по собственной инициативе позвонила Ларисе и сообщила ей обо мне, после чего объявила мне, что ее начальница задерживается на час. Она предложила мне, если я того захочу, в это время бесплатно сделать прическу.

Взять и не раздумывая изменить прическу – эта неожиданная идея меня приятно взвихрила. Я люблю неожиданные идеи и вихри в голове. И я согласилась.

Салон оказался еще просторнее, чем холл, но кресел там было всего четыре. Их разделяли высокие перегородки. Все кресла, кроме одного, были заняты, и, не видя, кто там сидит, я слышала раздававшуюся из отсеков болтовню клиенток с их парикмахершами.

И вот я сидела в свободном кресле и смотрела на себя в зеркало, а за спиной у меня стояла парикмахерша Вера. Мне все больше нравился мой «бзик». Это слово употребляла моя мать, когда ругала меня за необдуманные поступки.

Я славилась в юности тем, что не всегда хотела хорошенько подумать, прежде чем что-то делать. А моя мать не могла понять, что в этом есть свой плюс. Такой плюс я усматривала и сейчас. Новая прическа, какой бы она ни была, – это перемена в себе. Мне давно нужна была перемена в себе. Я надоела себе такой, какой была.

Двадцать лет у меня были прямые волосы до плеч и челка до бровей. Еще дольше я все так же подрисовывала глаза черным карандашом, как делала это в школе. Глаза можно было уже так кричаще не подводить, но я привыкла и подводила.

Считалось, что у матери глаза серо-голубые, у Эли голубые, а у меня серые, как у отца. Серые и при этом небольшие. В юности я вбила себе в голову, что если такие незаметные глаза, как у меня, не подвести, то мало кто увидит, что они у меня есть. И с волосами мне не повезло. Волосы у меня темно-русые, тоже не ахти какой цвет, недаром его еще называют «мышиным». Если бы сейчас было больше времени, я бы была не против перекраситься.

Пока же можно было поменять стрижку, уж во всяком случае убрать челку, что уже хорошо. Я не хотела больше видеть бахрому на своем лбу. Глядя на нее в зеркало вместе с парикмахершей Верой, я подумала, что эта бахрома не соответствовала моему характеру. Давно уже не соответствовала. Вообще никогда не соответствовала. Зачем я ее носила, я не знала. Может быть, когда-то я это знала, но теперь – нет.

Я выложила Вере все, что думала о своих волосах. Похоже, моя внезапная разговорчивость была для меня необходимой разрядкой после напряжения последних дней. А то, что я вдруг оказалась в парикмахерском кресле, ощущалось началом готовящегося самообновления.

Вера сначала растерялась. Она хотела показать мне какие-то модели в своем альбоме, чтобы я сделала выбор, но я категорически отказалась. Я сказала ей, чтобы она сама выбрала для меня подходящую мне